Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, февраль
– Как же вы меня догнали?
– Иван Дмитрич, вы, как и прежде, предпочитаете ходить пешком, нежели прокатится с ветерком.
– Вы правы, мне более по нраву пешие прогулки, когда они не мешают службе.
– А я вот грешен, люблю, когда ветер в лицо и глаза закрываются от резкого морозного воздуха и чтобы непременно дух захватывало.
– Прошу, – Путилин открыл дверь, пропуская впереди себя гостя, – таким прекрасным чаем попотчивать вас не могу, но то, что он горяч, ручаюсь головой, – произнес хозяин кабинета.
– Покорно благодарю, Иван Дмитрич, но как вы понимаете, я не за этим приехал к вам.
– Это я понимаю, – Путилин повесил пальто и прошел к излюбленному креслу, – вы раздевайтесь, Сергей Евграфович, взопреете в такой наряде, – Иван Дмитриевич указал на тяжелую шубу из медвежьего меха с бобровым воротником.
– Благодарю за заботу.
– Присаживайтесь, Сергей Евграфович.
Задонский присел на краешек стула, не зная куда деть непослушные руки, которые были в состоянии лежать на коленях, а повинуясь нервическому состоянию хозяина то сплетались пальцами, то касались носа, то теребили густые темные волосы.
– Я долго думал, – наконец, нашел смелость произнести Задонский.
– Ой—ли!
– Иван Дмитрич, будьте любезны, не перебивайте меня, иначе я теряю мысль.
Путилин только кивнул головой и приготовился слушать.
– Ваше предложение, – теперь Задонский неотрывно смотрел на руки, словно из них черпал слова, – застало меня врасплох, да, да, именно, врасплох. Я понимаю. У вас есть все веские основания подозревать меня, оступившегося почти десять лет назад, но время идет и теперь я уже не тот, что прежде, и поэтому…
– Прежде, чем продолжите, Сергей Евграфович, я напомню вам, что слышали ли вы, хотя бы один раз, чтобы я кого—то огульно обвинил в преступлении или не без оснований начал следствие?
– Нет, но…
– Теперь послушайте далее, если я пришел к вам, то не без оснований и я не имею желания чинить вам козни и портить вашу репутацию, – Путилин смотрел в глаза Задонскому, решившему поднять взгляд на хозяина кабинета, но тут же опустил, – я хочу вывести на чистую воду убийцу, понимаете, убийцу, а что до ваших дел, то я не имею намерения организовывать судебное преследование, хотя вы сами знаете, что мне нетрудно это сделать, тем более мы живем в одном городе, где нет тайного, а есть вещи, которые хотят скрыть, но все тайное всегда выходит наружу. Надеюсь, вы поняли мое предложение правильно.
– Да, Иван Дмитрич, – после некоторого молчания произнес Задонский, за мгновение перебравший в голове множество вариантов, но самый безопасный получался в помощи Путилину. Не дай Бог, его рассердить, тогда стоит искать место потише, а переезжать из облюбованного города, который приносит немалый доход не хотелось, ведь не даром говорят, свято место пусто не бывает. Съедешь, а на твое место уж трое с ложкой. Издалека не получится делами заниматься, вот и остается, помочь Ивану Дмитриевичу. – я в вашем распоряжении, но лелею надежду, что мое бескорыстие не обернется во вред мне?
– Отнюдь, я избавлю вас не только от неприятностей, но и не позволю, чтобы ваше имя упоминалось ни в суде, ни тем более, в газетах.
– Благодарю, теперь—то вы мне расскажите о том, в какое приключение я буду втянут
– Всенепременно.
Глава тридцать четвертая. Степан, Степан, ну что же ты…
С Задонским Иван Дмитриевич говорил почти час, необходимо было предусмотреть даже мелочи, чтобы и преступника раньше времени не вспугнуть, и Сергея Евграфовича невольно не подставить под удар. Путилин всегда держал данное слово и теперь лучше предугадать даже лишнее, чем потом, как говорится, кусать локти.
За время разговора несколько раз в кабинет заглянул Иван Андреевич Волков. Ему Путилин сказал подождать, но время текло.
– Иван Андреич, как самочувствие, – начальник сыскной полиции поднялся с места и пошел навстречу коллежскому асессору, – что ж вы? Вам же прописан доктором покой?
– Покой – это самое ужасное, что прописывают доктора, – с улыбкой отозвался Волков.
– Н после вашего приключения…
– Иван Дмитриевич, не стоит об этом, я пришел по другому вопросу.
– Что ж мы стоим!
Коллежский асессор не решался первым начать разговор.
– Как здоровье супруги вашей?
– Да все слава Богу! Я пришел, Иван Дмитрич, по частному вопросу, – Иван Андреевич выглядел немного сконфуженным и в каждом слове чувствовались извинительные нотки.
– Я все понимаю, – произнес Путилин. – мне, конечно. Жаль, но не смею вас держать насильно. – начальник сыска был наслышан давно, что Волков, не смея перечить жене Варваре, давно хотел уйти в частные приставы, но тянул и каждый раз выискивал причину, чтобы отсрочить переход на другую службу. Вот теперь освободилось место пристава третьего Охтенского участка, – все нужные рекомендации я представлю. Мне жаль лишатся такого чиновника по поручениям, но думаю, на новом поприще вы принесете более пользы и примените свои таланты. Надеюсь, что вы на Охте, мы – здесь, сотрудничать не прекратим.
– Иван Дмитрич, – с обидой произнес Волков, – не уж—то будем жить в разных краях, не на Камчатке ж участок?
– Не смею вас больше задерживать.
Конечно, жаль, когда такие молодцы уходят из сыскного, но что поделать, жизнь не стоит на месте и не останавливается в стенах отделения.
Василий Михайлович, придерживая раненную руку, прохаживался по комнате чиновников по поручениям. Надо было после разговора с Путилиным привести мысли в порядок и решить – ехать в трактир «Ямбургъ», чтобы, как говорится в армии, провести разведку боем, или же повременить, пусть, если, конечно, персоны замешаны в этой драме, они пребудут в неведении по поводу дальнейших действий сыскной полиции.
Как—то не так идет расследование в деле. Если бы хотели направить в нужную сторону, то непременно подбросили на место убийства вещицу, якобы забытую преступником, ан нет. А может он сообразил, да поздно стало? Вот теперь и наверстывает, пытаясь огрехи выставить достоинствами? Может быть.
Боли было больше не из—за руки, а от обиды – сыскной агент, не первый год занятый поимкой злодеев, а попался, как маленький мальчик. Расслабился, даже не смог определить, что кто—то идет след в след, хоронясь по темным углам. А может ни какого отношения не имеет к происшествию на Курляндской? Чистая случайность?
На столе лежал шарф и нож, как напоминание. Что случилось на деле. А не в воображении.
После дробного стука в дверь, так стучится только сегодня заступивший на дежурство чиновник Евстафьев, распахнулась дверь.
– Василий Михалыч, к вам околоточный Синицын по важному делу.
– Зовите.
Теребя в руках головной убор, вошел стушевавшийся Синицын, к тому же осторожно ступал по полу. Лицо околоточного было красно. и он не смел поднять глаз, словно недавно набедокурил и вызван для дачи объяснений.
– Заходи, Никифор Михалыч, какими судьбами в нашем департаменте оказался? Да ты садитесь, братец, успеешь еще настояться.
Синицын не стал отказываться, а сел на предложенный стул, покосившись на шарф и нож. Василий Михайлович заметил взгляд околоточного.
– Знакомы? – Штабс—капитан указал на потерянные вещи незадачливым грабителем
– Да я собственно из—за них и пришел, – Синицын произнес после того, как прочистил горло покашливанием, но голос предательски дрогнул и он поднес кулак к губам и снова закашлялся, – извиняюсь, господин Орлов.
– Ничего, бывает, так что по поводу этих вещей? – Сыскной агент вновь указал на шарф и нож.
– По верным сведениям я узнал, что вчерашний вечер был для вас. Господин штабс—капитан, не вполне удачным?
– Да! – заинтересовано произнес Василий Михайлович и присел на стул, стоявший напротив Синицына, и посмотрел околоточному в глаза, – и что же поведали вам сведения?
– Вижу за руку держитесь, – Никифор Михалыч пожевал ус и продолжил, – вот точно такой же шарф я видел намедни на Степане и вчера я целый вечер находился близь трактира, так вот Иволгина не было до позднего часа, хотя никогда дотоле не позволял себе отлучаться.
– Благодарю, – коротко бросил Василий Михайлович, не сводя глаз с лица Синицына.
– Такими ножами пользуются на кухне трактира, – он тронул рукояткуножа и одернул руку, словно деревяшка была горячей.
– Сам видел?
– Я иной раз захожу туда отобедать, – с неохотой признался околоточный, – вот и знаю.
– Хорошо, что ты пришел, – улыбнулся Орлов, – сказанное тобой поможет в изобличении преступника. Я давно присматриваюсь к Степану, но не подобраться ни с какого боку. Мария ничего худого о нем не рассказывает, видно, повязана с ним одной веревочкой, нет выгоды ей своего любовника под Сибирь подводить. Вдруг расскажет и он о ней, сам понимаешь, – разоткровенничался Василий Михайлович, —
